Записки странника

Только видя живьем этот спектакль и ощутив его особую энергетику, Ваша покорная слуга поняла, почему эта балетная реликвия именуется многими музейным экспонатом и по большому счету как бы и не совсем балет в чистом виде. Это такой себе балетный сувенир вроде петриковской росписи или палехских шкатулок. Незатейливая, но выразительная хореография несет бесшабашный ярмарочный дух и выступает скорее обрамлением символического сюжета про бездушную красоту, выбирающую грубую силу и отвергающую художника с живой душой.

Наша киевская постановка традиционна в лучшем смысле этого слова и очень презентабельна. Эх, гуляй, душа! На сцене – широкая Масленица! Буйство красок и яркость костюмов прямо таки до рези в глазах. Г-жа Левицкая, судя по всему, обложилась картинами Кустодиева и павлопосадскими платками, и так и черпала свои художественные идеи – одной рукой из Кустодиева, другой – из платков)) Вышло немного своеобразно, но мило, оченно мило)) Правда, картину для меня портил кошмарный, анилиново-едко выкрашенный в разноцветные латочки Медведь, – это было как то уж слишком. Но вообще, как мне кажется, упрекать сценографа в этом балете в излишестве– это как пенять резчику матрешек за народный примитивизм.

Сам же спектакль в редакции г-на Яременко (которая, как я понимаю, созвучна редакции Лиепы из известной записи) динамичен, очень грамотно выстроен и компактен – я поздравляю театр с его восстановлением, так как этот хореографический «сувенир а-ля рюсс» наверняка будет весьма востребован на гастролях. В смысле концептуального решения в нем мне чувствуется что-то от Ковтуна с его предельно функциональной режиссурой и завидным умением создавать композиционный баланс спектакля, вызывая у зрителя нужное настроение и не давая ему заскучать.

В целом, балет пестрит любыми мне яркими характерными типажами – от двух ушлых базарных цыганок и прытких добрых молодцев до шелудивого Полицмейстера. Из общих сцен очень понравились лихие приплясочки подгулявших Купцов – ну практически Островский)) «Эй, обогнать купчишку!». Эти мелкие лавочники в картузах и в костюмах из упомянутых выше павлопосадских платков были ну очень колоритны))

Обаятельным получился и Чертик в прекрасном исполнении Максима Ковтуна –его разбитные прыжки на гибких пружинящих ногах просто покорили зал. Хорош показался и Арап у Игоря Булычева – весьма яркий, колоритный, хоть и несколько неповоротливый. Грациозно и аккуратно передавала точеные движения механической куколки Екатерина Кухар – эта бэби-балерина светилась миниатюрной трогательностью, а костюм с большим розовым бантом был ей очень и очень к лицу.

Но по большому счету переплавить весь этот пестрый микс из показного «русского духа», бесшабашных балаганных плясок, умелой режиссуры, богатой музыки Стравинского, ярких второстепенных типажей и незатейливой, но берущей за душу истории, в золотой слиток истинного художественного свершения, способен только главный герой. Трудно ставить Петрушку без того, кто сможет всю эту премилую сувенирную вещицу превратить в ...., как там у Блока:

Вдруг паяц перегнулся за рампу
И кричит: "Помогите!
Истекаю я клюквенным соком!
Забинтован тряпицей!
На голове моей — картонный шлем!
А в руке — деревянный меч!"
Заплакали девочка и мальчик.
И закрылся веселый балаганчик

Потому что Петрушка – это изначально для харизматиков, балет, над которым до скончания веков будет стоять трагическая тень великого Нижинского. Поэтому понятно желание многих постановщиков вовлечь в него именитых артистов, часто невзирая на их амплуа или даже пол. Например, как говорит нам российская пресса, Петрушку танцевал и мощный виртуоз Иван Васильев в Большом, и прима Мария Александрова в рамках своего творческого вечера с Кремлевским балетом. Что ж, если принимать во внимание эксперименты, я бы не отказалсь увидеть в партии Петрушки у нас в Киеве, скажем, г-жу Иваненко – потому что в силу одаренности нашей характерной примы наверняка это было бы очень занимательно.

Но в Киевской премьере на эксперименты не пошли и эту партию отдали Александру Стоянову, артисту с уверенной премьерской манерой и широким диапазоном успешно сделанных партий – от Ромео до Эскамильо. Собственно, Петрушка пополнит и без того богатую творческую копилку этого солиста. Сыграно и станцовано это было очень убедительно, мастерски, с берущим за душу лиризмом и необходимой экспрессией.

Но автора этих строк охватило некое странное чувство... Выражаясь образно, во время спектакля тень великого Нижинского развернулась и ушла. Потому что Петрушка у г-на Стоянова – это не страдающая марионетка с живым человеческим сердцем, а элегантный французский мим с изящно выбеленным лицом. В этой партии он настолько же естественен, насколько же и чужероден – как Марсель Марсо, если бы он взялся это танцевать. Ну или как Юсси Бьорлинг, мастерски поющий «Куда, куда Вы удалились...» на шведском (Ваша покорная слуга ну никогда не уйдет от оперных метафор)).

Сцену смерти Петрушки Александр Стоянов делает виртуозно и душевно – но опять таки не теряя элегантности записного премьера и парижского шика хорошо вышколенного танцовщика. Я искренне поздравляю всех причастных к воссозданию этого балета на киевской сцене (включая и г-на Стоянова) – это несомненная творческая удача! Но в следующий раз я обязательно пойду на Пожарницкого - буду
караулить тень великого Нижинского)) А вдруг?!

«Сказка про Кощеево либидо» от Виктора Литвинова

После некоторых просмотренных за год балетов в постановке Виктора Литвинова в Национальной опере Украины, Ваша покорная слуга полагала, что главная функция г-на Литвинова в нашем театре – это «ходильщик» в опочивальню к Скорику и Станковичу. А чего... Вполне себе функция, заказные государственные балеты ведь никто не отменял. Особенно автору этих строк доставили Каприсы – потому что создалось такое впечатление, что там, где у всех балетмейстеров руки, у г-на Литвинова – ноги, но и те почему-то дыбом. И вот этими то ногами дыбом он и поставил этот балет. Тем интереснее стало после Жар-птицы, когда оказалось, что г-н Литвинов вполне адекватный балетмейстер, просто иногда скрывает этот факт в глубине души. Не без особенностей, конечно)) Но, скажем так, приемлемый. А об особенностях – ниже.

...Если в предвкушении балета Жар-птица Вы пытались собрать некую информацию о нем в надежде представить, на что это может быть похоже, то Вас в любом случае ждет сюрприз. Например, если Вы считаете, что Жар-Птица – это про то, как красавец Андрис Лиепа (ну или любой другой красавец) в парчевых сапогах добывает наливные яблочки и спасает зачарованных девиц, попутно танцевально укрощая дивно-прекрасное яркое создание в перьях, и нечто хотя бы отдаленно похожее вы хотите увидеть в НОУ – Вы будете сильно удивлены. Если же Вы считаете, что Жар-птица – это «отравленный цветок декаданса» и «последний эпигонский балет Стравинского», поздравляю, Вы – знаток! Срочно регистрируйтесь на этой ветке и давайте вместе «шуршать за балет»)) Но сюрприз ждет и Вас. Потому что г-н Литвинов поставил совсем-совсем не про это. В конечном итоге, его балет – это хореографическая сказка про Кощея Бессмертного и его либидо.

Это у всяких там Фокиных и Лиеп Кощей злодействует по причине чисто врожденной любви к злодейству. А вот наш киевский Кощей прямо таки маниакально одержим идеей устроить наконец на третьей сотне лет свою личную жизнь. Этим балет начинается и это же проходит красной нитью через все оное произведение. Висит себе на 4-х веревках Кощеюшка, мизантроп и шовинист, и прямо оттудова, с веревок, оценивает прелести подносимых ему девиц. Отбор у него строгий – одну он сразу забраковал. А вот вторую – нет. Еще бы – это ж стройная и нежная темноволосая красавица Лезова. Хотела б я посмотреть на того Кощея, который бы ее забраковал)) Далее на протяжении всего балета наш Кощей активно к ней пристает.

Домагается он ее и когда она в женском обличьи, и когда она уже птица, домагается и сам в одиночку, и коллективно с помощью вертких прихвостней. Эти хореографические домагательства поставлены г-м Литвиновым сочно и смачно, с фантазией – с переползаниями друг через друга, с широко распахнутыми ногами, пикантными хватаниями и прочими отдельными элементами балетной Кама-сутры. Занимает все это добро где-то две трети балета и отчего то мне напоминает замечательные «Два письма» Владимира Высоцкого:

Был в балете, - мужики девок лапают.
Девки - все как на подбор - в белых тапочках.
Вот пишу, а слезы душат и капают:
Не давай себя хватать, моя лапочка!

Поставлено все это в принципе занимательно – до высот изысканной пластической эротики г-н Литвинов, правда, не поднимается, но до пряного подглядывания в замочную скважину опускается вполне)) Тем более, что огромная активность этих Кощеевых домоганий при их полной безрезультатности навевает невольные мысли о том, что на самом то деле с мужской силой у Бессмертного все совсем «не ах»)) Еще бы, поди 300 лет – не шутка)) Да и образ жизни, судя по виду – явно не здоровый))

Весь этот Фрейд-балет упакован таки в сказку про Жар-птицу, но Иван-Царевич и Девица-Краса явно не главные герои на этом празднике чужого трехсотлетнего либидо)) Финал же доставил вполне – Кощей непостижимым образом воскресает и является на свадьбу Ивана-Царевича и Девицы-Красы и вовсю над ними ржет, тыкая пальцами попеременно то в новобрачных, то в зрительный зал. И тут я уже совсем крепко призадумалась, а чего же этим хотел сказать балетмейстер?))

Кроме того, г-н Литвинов, как и профессор Мориарти, любит мелкие эффЭкты и разные там сценические штуки – вроде задымившегося внезапно Кощеевого тыла, который правда быстро потух, но на него (в смысле, на тыл) сверху тут же присели Жар-птица и Иван Царевич. И тут я уж точно удивилась – горячо ведь, поди не остыло еще)) Находками г-на Литвинова пестрят и дуэты с ансамблями. Живенько все так, живенько получилось)) То Иван-Царевич на веревках повиснет аки Тарзан, то Птица начнет Кощеевых приспешников лупить своим ярким пером по головам)) Все эти постановщические находки вполне симпатичны, но вообще-то на мой взгляд подошли бы скорее для Детмуза – если, конечно, убрать всю остальную Кама-сутру.

В целом же, простор для проявления индивидуальной артистической фантазии г-н Литвинов несомненно дает. Каждый задействованный солист им и воспользовался в меру таланта. Лучше других – Татьяна Лезова, необыкновенно пластичная и нежная балерина, чья изысканная грация украсит любой спектакль. А вот крепко сбитый, с мощными рельефными ногами будущего Спартака, Иван-Царевич Ярослава Ткачука что называется «имел свои моменты», но в некоторых местах все же был гораздо больше занят корректным выполнением хореографического текста, чем созданием образа. Впрочем, соглашусь, что это был действительно удачный дебют и работа артистом была проделана большая – это видно.

Но главным героем этой постановки, сорвавшим у публики абсолютные овации на поклонах, был, разумеется, сам Кощей. Я так понимаю, что все эти аллюзии с веревками и некоторой «насекомовидной» пластикой должны были создать эффект черного паука у оного образа. Однако же у г-на Нетруненко получился такой себе ехидный скрюченный крабик с оттопыренной нижней губой (грим, конечно, доставил)), загребающий клешнями-конечностями. Злодейской мощи там конечно не было никакой и в помине. Но с другой стороны... А нужна ли она вообще персонажу, перманентно живущему на четырех чахлых веревках и явно не способному за три сотни лет решить свои матримониальные вопросы?!

А сели серьезно - я искренне поздравляю двух Викторов, всех причастных артистов, а так же зрителей с этими замечательными премьерами. Репертуар они украсят, это точно!